Из Котошихина

... наше старое общество в существе своем значило то, что значит слово родня: дух нашей старой общественности был дух родства, а не общества, ибо идея общества, идея общественная живет и развивается равенством лиц, равенством прав, равенством достоинств; напротив, родовая идея живет и развивается понятиями старшинства, след. понятиями неравенства, местничества, вообще понятиями достоинств родовых, а не личных, видовых. В ней господствует одно лишь, так сказать, физическое равенство, равенство природы, т. е. равенство родни, которое и производит для наших теперешних глаз оптический обман, именно в рассуждении равенства общественного, социального. Древнее право представительства, право веча, право думы, суть одно естественное право родии, по которому она непреложно должна участвовать в общих делах своего рода. Самое вече по форме и по смыслу своих отправлений служило полным выражением этого права. На вече все делалось и совершалось как то неопределенно, не правомерно, как то по родственному, по братски, полюбовно, а в сущности все делалось и совершалось подчинением разуму к воле старейших: что старейшии сдумают, на том и пригороды, т. е. молодшие, станут. Вот почему и земские соборы XVI и XVII века являются в полном смысле только совещаниями родни, не нося в своих формах ничего определительного, законного, правомерного, такими совещаниями, где с полною откровенностью родственника возможно было высказывать все, что угодно; резко обличать существующую неправду; прямо, открыто указывать злоупотребления и вместе с тем заявлять свои исключительно эгоистические интересы, вовсе не помышляя об интересах общих: говорить обо всем и ничего не решать, в уверенности, что решение само собою явится мыслию и волею старейшей власти. Таков был смысл и характер нашего народного представительства в течении всего древнего периода нашей истории и на вечах, и на соборах, и на мирских сходках: что старейшии сдумают, на том и меньшии станут. Для меньших, решать дела, согласно своему мнению, существовало только одно право, право своей воли, которое разумеется всегда и утверждалось усобицею. От родового корня пошла наша внутренняя, нравственная жизнь, от этого корня произошли, народились и все ее формы, не исключая даже и государственной. Вот почему в нашем рабстве, в его существе, постоянно скрывалось какое-то родственное благодушие, смягчавшее даже и силу крепостных отношений, так что раб, и холоп становились у нас детьми, чадами дома, рабские и холопские формы отношений всегда приобретали смысл отношений детских, вообще отношений малолетства к возрастным. Особенно живую картину таких именно отношений представляет напр. царский отпуск полковых воевод в поход на польского короля, происходивший 23 апр. 1654 г., при царе Алексее. На отпуске, как и на приезде к государю, бояре и все другие лица, которые допускались видеть его пресветлые очи, обыкновенно целовали его руку, что и называлось вообще: быть у государевой руки. Каждый, по порядку подходя к государю, сначала поклонялся до земли, целовал руку, а затем отошедши, опять кланялся до земли. В настоящем случае торжественный отпуск совершался в Успенском соборе, после молебна. Тут же всех полчан царь звал к себе хлеба есть. Стол был в Передней Избе. После стола, после кубков и медов, двадцатипятилетний царь прощался с полчанами и особенно с главным воеводою кн. Алексеем Никитичем Трубецким. "И царь паки звал бояр и воевод к руке. И бояре шли един за единым. И царь кн. А. И. Трубецкого своими царскими руками принял к персем своим, главу его, для его чести и старейшинства, зане многими сединами украшен и зело муж благоговеин и изящен и мудр в божественном писании и предивен в воинской одежде и в воинстве счастлив и недругом страшен. И кн. А. И. Трубецкой, видя такую отеческую премногую и прещедрую милость к себе, паки главою на землю ударяется {Очень примечательно, что в подлиннике эта фраза: "главою на землю ударяется", изменена собственноручною припискою царя следующим образом: покланяется до земли. Столбцы Тайн. Прик. в Госуд. Архиве.} со слезами, до тридесят крат". На прощаньи с меньшими полчанами, дворянами и жильцами, государь угощал их из своих рук белым медом и говорил речь, на которую они отвечали также речью и поклонялись до седми крат. Все это черты отношений по преимуществу детских, отношений меньшей родни, а не рабов. Во всех этих отношениях господствовало наиболее чувство родства -- отечества и детства, а вовсе не чувство рабства; господствовало чувство тесной, неразрывной родовой связности людей, а не чувство юридически выработанных отношений рабов к господину. В глубине этих-то чисто родовых отношений и скрывается весь смысл нашей истории, нашей нравственной и общественной культуры.